— Это важно?
Неподдельно озадачена. Взгляни, как она хмурится.
— Только для тебя, Чтимая матра.
— Великая Чтимая Матра!
Ага, она еще и обидчива!
— Почему ты не позволяешь звать тебя Дама?
— Мы не близки.
— А футар тебе близок?
— Перестань уходить от темы!
— Хочу зубы чистить, — вмешался футар.
— А ты заткнись!
И впрямь гневается!
Футар опустился на четвереньки, но явно не испугался.
Великая Чтимая матра перевела горящий оранжевым огнем взгляд на Луциллу:
— Что насчет бюрократов?
— У них нет пространства для маневра, поскольку именно вследствие этого жиреют те, кому они подчиняются. Если не видишь разницы между регуляцией и законом, силу закона имеет и то, и другое.
— Не вижу никакой разницы.
Она даже не понимает, что она о себе выдала.
— Законы выражают миф о навязанной перемене. Прекрасное новое будущее наступит, поскольку принят тот или иной закон. Законы навязывают будущее. А регуляции, как верят, придают силу прошлому.
— Верят?
Ей и это слово тоже не нравится.
— В каждом случае действие иллюзорно. Как назначение комитета для изучения проблемы. Чем больше людей в комитете, тем больше предвзятых мнений по данной проблеме.
Осторожно! Она действительно над этим задумалась, пытается приложить к самой себе.
Луцилла попыталась придать своего голосу наибольшую убедительность:
— Ты живешь в приумноженном прошлом и пытаешься понять некое неопознаваемое будущее.
— Мы не верим в предвидение.
Да нет, верит! Наконец-то. Вот почему она держит нас в живых.
— Дама, пожалуйста. В самозаточении в тесном круге законов всегда есть нечто неуравновешенное.
Будь осторожна! Ей не нравится, что ты зовешь ее Дама.
Великая Чтимая Матра поерзала в своем кресле, скрипнуло дерево.
— Но законы необходимы!
— Необходимы? Это опасно.
— Почему же?
Помягче с ней. Она чувствует, что ей что-то угрожает.
— Правит необходимость, а законы не дают адаптироваться. И неизбежно обрушивается вся система. Это как банки, владельцы которых думают, что покупают себе будущее. «Сила в моем времени! Плевать на потомков!»
— А что могут сделать для меня потомки?
Не говори ничего! Взгляни на нее. Она реагирует на основе общего сумасшествия. Подкинь ей что-нибудь другое.
— Чтимые Матры начинали как террористы. Сначала бюрократы и террор как избранное оружие.
— Если оно у тебя под рукой, используй его. Но мы подняли восстание. Терроризм? Слишком хаотично.
Ей нравится слово «хаос». Оно включает все, что находится вне ее. Она даже не спросила, откуда ты знаешь о ее происхождении. Она принимает наши способности как мистические.
— Не странно ли. Дама… — никакой реакции, продолжай — …как быстро восставшие подражают под власть того самого уклада, над которым одержали победу? Это не столько — яма на пути всех правительств, сколько заблуждение, поджидающее каждого, кто приходит к власти.
— Ага! А я думала, ты скажешь мне что-нибудь новое.
Это мы знаем: «Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно».
— Неверно, Дама. Здесь действует правило более тонкое и гораздо более всеобъемлющее: «Власть привлекает коррумпированных и развращенных».
— Ты смеешь обвинять меня в коррупции?
Следи за глазами!
— Я? Обвиняю тебя? Единственный, кто способен на это — ты сама. Я лишь высказала тебе мнение Бене Джессерит.
— И не сказала мне ничего!
— И все же мы верим, что «над всяким законом существует мораль, которая как сторожевой пес должна следить за всеми нападками на неизменное регулирование».
Ты употребила два слова в одной фразе, а она даже не заметила.
— Власть срабатывает всегда, ведьма. Власть есть закон.
— И правительства, которые увековечили себя на такой срок, что эта вера всегда становится спутницей коррупции.
— Моральность!
Ей плохо дается сарказм, особенно, когда она вынуждена защищаться.
— Я действительно пыталась помочь тебе, Дама. Законы опасны для всех — виновных и невинных в равной мере. Не важно, считаешь ли ты себя могущественной или беспомощной. Законы не обладают человеческим пониманием ни людей, ни самих себя.
— Нет такой вещи, как человеческое понимание!
На наш вопрос получен ответ. Не человек. Обращайся к ее подсознанию. Оно скрыто нараспашку.
— Законы всегда требуют интерпретации. Связанный законом не желает никакой терпимости к сочувствию. «Закон есть закон».
— Так и есть!
Ушла в защиту.
— Это опасная мысль, особенно для невиновных. Люди инстинктивно это чувствуют и негодуют на подобные законы. Делаются какие-нибудь мелочи, зачастую бессознательно, чтобы подрезать крылья «закону» и тем, кто занимается этой чушью.
— Как ты смеешь называть это чушью? — Паучья Королева поднялась было с кресла, но упала обратно.
— О, да! И закон, персонифицированный во всех зависящих от него жизнях, возмущается, слыша слова, подобные моим!
— И по праву, ведьма!
Но она не приказывает тебе замолчать.
— «Больше законности!», говорите вы, «больше законности!». Таким образом вы создаете все больше инструментов, закрывающих дорогу сочувствию, и по ходу дела новые ниши для тех, кто питается от этой системы.
— Так было и так будет всегда!
— И снова неверно. Это — рондо. Катится колечко и катится, пока не покалечит не того человека или не ту группу лиц. И тогда, вы получаете анархию. Хаос. — Видишь, как она вскочила? — Мятежники, террористы, усиление взрывов насилия. Джихад! И все из-за того, что вы создали нечто бесчеловечное.