— Я был убит… на Дюне?
Почти жалобно.
— Оставаясь героем до конца, — ответила Шиана.
— Мои… те люди, которых я забрал с Гамму… они были…
— Чтимые Матры сделали Дюну примером для других. Безжизненный шар, похожий на прогоревший уголь.
Его черты исказил гнев. Он сел, скрестив ноги, положив на колени крепко стиснутые кулаки:
— Да… я узнал это из истории… из своей истории.
Опять посмотрел на Шиану. Она осталась сидеть на матрасе — совершенно неподвижно. Это было погружением в воспоминания, которое мог осознать только тот, кто сам пережил Агонию. Сейчас была нужна полная неподвижность.
Одрейд прошептала:
— Не вмешивайся, Шиана. Пусть это случится. Пусть он осознает это.
Она дала знак трем Прокторам; они пошли ко входу в комнату, но следили не за тайной комнатой, а за ней.
— Мне кажется забавным думать о себе как о принадлежности истории, — сказал Тег. Детский голос — и стоящий за этим разум взрослого. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
В наблюдательной комнате Одрад снова опустилась в кресло и спросила:
— Что ты видел, Дункан?
— Когда Шиана оттолкнула его, он поднялся на ноги с быстротой, которую я видел только у Мурбеллы.
— Даже быстрее этого.
— Быть может… это потому, что его тело молодо, и мы дали ему подготовку прана-бинду.
— Что-то иное. Ты насторожил нас, Дункан. Что-то неизвестное нам в клетках Атридесов.
Она взглянула на ожидающих приказаний Прокторов и покачала головой: «Нет. Еще нет».
— Будь она неладна, его мать! Гипноиндукция, позволяющая блокировать Вмешательство, — и она скрыла это от нас.
— Но посмотри, что она дала нам, — сказал Айдахо, — более эффективный путь восстановления памяти.
— Мы должны были сами сделать это! — Одрейд почувствовала, что злится на себя, — Скайтэл уверяет, что Тлейлаксу использовали боль и внутреннее противоборство. Хотела бы я знать.
— Спроси его.
— Это не так просто. Наши Говорящие Правду не уверены в нем.
— Он непроницаем.
— Когда это ты его изучил?
— Дар! У меня есть доступ к записям наблюдателей.
— Я знаю, но…
— Черт побери! Ты будешь смотреть на Тега или нет? Посмотри! Что происходит?
Одрейд переключила внимание на сидящего ребенка.
Тэг смотрел на камеры с выражением крайней сосредоточенности.
Для него это было пробуждением ото сна на пике противоборства; словно рука помощницы тряхнула его. Что-то требовало его внимания! Он вспомнил, как сидел в командной рубке не-корабля. Дар стояла позади него, и ее рука лежала на его шее. «Царапала его» Что-то важное, что он должен сделать. Что? Его тело было странным. Гамму… То, как они жили на Дюне и… Он вспоминал разное: Детство в Доме Собраний? Дар, как… как… Еще воспоминания сплетаются в клубок. «Они пытались внедрить что-то в меня!»
Сознание текло вокруг него, словно река, огибающая с обеих сторон скалу.
— Дар! Ты там? Ты там!
Одрейд подперла подбородок рукой. Что дальше?
— Мать! — какой обвиняющий тон!
Одрад коснулась переговорного устройства на подлокотнике:
— Привет, Майлз. Ну что, отправимся на прогулку в сады?
— Хватит этих игр, Дар. Я знаю, зачем нужен вам. Но я предупреждаю вас: жестокость приводит к власти не тех людей. Как будто вы этого не знаете!
— По-прежнему верен общине Сестер, Майлз? Несмотря на то, что мы только что попытались сделать?
Он посмотрел на внимательную и настороженную Шиану:
— По-прежнему ваш послушный пес.
Одрейд бросила полный упрека взгляд на Айдахо:
— Ты и твои проклятые рассказы!
— Хорошо, Майлз хватит игр, но мне нужно узнать о Гамму. Говорят, ты передвигался быстрее, чем мог заметить глаз.
— Правда, — ровный голос. «Пошли-вы-все-к-чертям».
— А только что…
— Это тело слишком мало, чтобы принять на себя такой груз.
— Но ты…
— Я использовал все это в одной вспышке, и я умираю с голоду.
Одрейд бросила взгляд на Айдахо. Он кивнул. «Правда».
Она отозвала назад Прокторов. Они повиновались с заметным колебанием. Что им сказала Белл?
Тег еще не закончил:
— Я верно понимаю, дочь? Поскольку каждый индивидуум может полностью полагаться только на себя, формирование этого «я» требует особенной заботы и внимания?
«Его проклятая мать обучила его всему!»
— Я прошу прощения, Майлз. Мы не знали, как тебя подготовила твоя мать.
— Чья это была мысль? — сказал он, глядя на Шиану.
— Моя, Майлз, — сказал Айдахо.
— О, и ты тоже там?
Еще часть памяти вернулась к нему.
— И я помню ту боль, которую ты причинил мне, когда возвращал мои воспоминания, — сказал Айдахо.
Это его отрезвило:
— Мысль ясна, Дункан. Извинений не нужно, — он посмотрел на говоривших, оценивая их голоса. — Как там воздух на вершине. Дар? Достаточно разреженный для тебя?
«Идиотская мысль! — подумала она. И он это знает.
Совершенно бесцеремонен».
Воздух был тяжел от дыхания окружавших ее людей, включая тех, кто хотел разделить ее присутствие, тех, кто имел определенные идеи (иногда — идею того, что на ее месте они лучше исполняли бы ее работу), тех, кто предлагал и кто требовал. Разреженный, да! Она чувствовала, что Тег пытается что-то сказать ей. Что?
«Иногда мне приходится быть автократом!»
Она слышала свой голос, произносивший эти слова, обращенные к Тегу, на одной из их прогулок в садах, когда она объясняла значение слова «автократ». Тогда она добавила: «У меня есть власть и сила, и я должна их использовать. Это страшно тяготит меня».